Прочитав записку, Карлотта потеряла аппетит. Она оттолкнула поднос, на котором горничная принесла горячий шоколад, села в постели и глубоко задумалась. Не первый раз она получала подобные послания, но ни одно из них не было таким угрожающим.
Она охотно, при любом удобном случае, рассказывала о тысячах козней и заговоров, о таинственных врагах, поклявшихся погубить ее. Однако при этом добавляла, что не так-то просто ее запугать.
Правда же заключалась в том, что если и были какие-то интриги, то плела их сама Карлотта против бедной Кристины, которая об этом даже не догадывалась. Карлотта не забыла и не простила Кристине ее триумфального выступления в тот вечер, когда та заменила ее в спектакле.
Узнав о горячем приеме, оказанном ее сопернице, Карлотта мгновенно излечилась от бронхита и приступа обиды на администрацию и больше не высказывала намерения уступить кому-нибудь свои роли. С тех пор она лезла из кожи вон, чтобы превзойти соперницу, и бросила в атаку на дирекцию полчища своих могущественных друзей и покровителей с тем, чтобы не дать Кристине повода для нового триумфа. Некоторые газеты, начавшие было воспевать талант Кристины, писали теперь только о славе Карлотты. Наконец, в самом театре знаменитая «дива» говорила о Кристине ужасные вещи и делала ей самые разные пакости.
Ни души, ни сердца не было у Карлотты. Это был всего лишь безупречный в техническом отношении инструмент. В ее репертуаре были все партии, какие только может пожелать честолюбие большой артистки, начиная от партий в операх немецких композиторов, кончая итальянцами или французами. Никто никогда не слышал, чтобы Карлотта сфальшивила или же не сумела справиться с голосом при передаче трудного пассажа своего обширного репертуара. Короче, инструмент этот был очень мощный и исключительно точный. Но Карлотте никто не сказал бы слов, какие услышала от Россини мадемуазель Краусс, когда она спела для него на немецком языке: «Вы поете душой, девочка, и душа ваша прекрасна».
Где же была твоя душа, Карлотта, когда ты лихо танцевала в притонах Барселоны? Где была она, когда позже, в парижских балаганах ты пела циничные куплеты вакханки мюзик-холла? Где была душа твоя, когда у очередного любовника перед веселыми гостями звучал твой послушный инструмент, который с одинаковым совершенством пел гимн возвышенной любви и самый непристойный куплет? Если бы хоть когда-нибудь у тебя, Карлотта, была чистая душа, если бы ты ее просто потеряла, почему же вновь не обрела ее, когда становилась Джульеттой, Эльвирой, Офелией или Маргаритой? Ведь другие благодаря искусству любви поднялись, очищенные, из более глубоких пропастей…
Поразмыслив над угрожающим посланием, Карлотта встала.
— Ну что же, посмотрим, — проговорила она вслух, потом решительным тоном по-испански произнесла несколько замысловатых ругательств.
Первое, что она увидела, выглянув в окно, был катафалк. Погребальная карета и полученное письмо окончательно убедили ее в надвигавшейся опасности. Она вызвала к себе всех до одного своих друзей и вассалов, рассказала им, что нынче вечером, во время спектакля, состоится скандал, организованный против нее Кристиной Даэ, и объявила, что следует дать отпор этой маленькой негоднице и заполнить зал почитателями Карлотты, в которых, слава богу, недостатка не было.
Личный секретарь Ришара, который пришел справиться о здоровье «дивы», вернулся с уверенным ответом, что она чувствует себя отлично и вечером будет петь партию Маргариты, «даже если для этого надо будет встать со смертного одра». А поскольку секретарь от имени шефа порекомендовал ей — причем настоятельно! — поостеречься, не выходить на улицу и беречься сквозняков, Карлотта после его ухода связала эти странные советы с угрозами, содержавшимися в письме.
Было пять часов, когда она получила новое анонимное письмо, написанное тем же почерком, что и предыдущее. Оно было кратким:
...«У вас насморк, и если вы благоразумны, вы поймете, что петь сегодня вечером — безумие».
Карлотта посмеялась, пожала роскошными плечами и пропела несколько гамм, что совершенно ее успокоило.
Ее друзья сдержали слово. Они все собрались на спектакль, однако напрасно искали в зале ужасных заговорщиков, с которыми им предстояло сразиться. Если не считать нескольких профанов и добропорядочных буржуа, на честных лицах которых читалось только желание вновь услышать музыку, которая уже давно завоевала их доверие, здесь были только завсегдатаи, чьи элегантные и изысканные манеры отвергали всякое подозрение в недобрых намерениях. Необычным было лишь присутствие Ришара и Моншармена в ложе № 5. Друзья Карлотты решили, что, возможно, господа директора также прослышали о предстоящем скандале и поэтому пришли, чтобы потушить пожар, если только он разгорится, однако мы-то с вами знаем, что они думали лишь о призраке.
Великий дух миропорядка
Пришел и мною пренебрег.
Природа для меня загадка.
Я на познанье ставлю крест.
Знаменитый баритон Каролюс Фонта только успел бросить первый призыв доктора Фауста к силам ада, как Фирмен Ришар, который сидел в кресле призрака — в правом кресле в первом ряду, — наклонился к своему коллеге и самым беззаботным тоном поинтересовался:
— Тебе ничего не шепнул этот голос?
— Подождем, не будем торопиться, — в тон ему ответил Моншармен. — Спектакль только начался, а ты ведь знаешь, что призрак, как правило, является в середине первого акта.
Первый акт прошел благополучно, что, впрочем, не удивило сторонников Карлотты, потому что в этом акте Маргарита не поет. Что же касается директоров, когда занавес опустился, они обменялись лукавыми улыбками.