Призрак Оперы - Страница 81

Вот что беспорядочно и торопливо рассказала нам Кристина. Ведь она также в течение этих двадцати четырех часов до самого дна испила чашу всей мыслимой человеческой боли и, может быть, страдала сильнее, чем мы. Она то и дело останавливалась и вскрикивала: «Вам не больно, Рауль?» При этом она ощупывала стены, уже остывшие, и с удивлением спрашивала нас, отчего они недавно были такими горячими. Пять минут истекали, и мой бедный мозг всеми своими лапками начинали скрести скорпион и ящерица.

Однако я сохранил достаточно хладнокровия, чтобы соображать, что если повернуть ящерицу, она прыгнет, и вместе с ней взлетит на воздух «род человеческий», как презрительно называл людей Эрик. Не было никакого сомнения в том, что ящерица управляет электрическим механизмом, который должен воспламенить порох. Виконт де Шаньи, снова услышав голос Кристины, казалось, пришел в себя и торопливо, сбивчиво объяснял девушке, в каком ужасном положении мы все находимся — мы трое и вся Опера. Поэтому надо немедленно повернуть скорпиона.

Этот скорпион, означавший «да», которого так жаждал Эрик, должен быть механизмом, предотвращающим катастрофу.

— Давайте, давайте, Кристина, дорогая моя жена! — торопил ее Рауль.

Ответа не было.

— Кристина! — крикнул я. — Где вы сейчас?

— Около скорпиона.

— Не трогайте его!

Мне вдруг пришло в голову — я ведь хорошо знал Эрика, — что злодей снова обманул девушку. Может быть, именно скорпион и взорвет театр. Иначе зачем Эрик ушел? Пять минут давным-давно истекли, а он все не возвращается. Конечно, он уже спрятался в безопасное место! И ждет страшного взрыва… Только этого он и ждет! Не думал же он, в самом деле, что Кристина добровольно согласится стать его добычей! Почему он не возвращается?

— Не трогайте скорпиона!

— Это он! — неожиданно простонала Кристина. — Он возвращается!

Мы услышали его шаги, приближающиеся к комнате Луи-Филиппа. Он вошел, но не произнес ни слова.

Тогда я громко позвал его:

— Это я, Эрик! Ты узнаешь меня?

Он ответил сразу, необычно миролюбивым голосом:

— Значит, вы еще живы? Ну ладно, теперь постарайтесь успокоиться.

Я хотел сказать еще что-то, но он оборвал меня, и я похолодел.

— Ни слова больше, дарога, или я все взорву. — Потом добавил: — Однако я предоставлю эту честь мадемуазель. Она не прикоснулась к скорпиону. (Как напыщенно звучали его слова!) Она не прикоснулась к ящерице (с каким жутким хладнокровием говорил он!), но еще не поздно это сделать. Смотрите, Кристина, я без ключа открываю обе шкатулки, ведь я — мастер фокусов и могу открыть и закрыть все, что захочу. Смотрите, мадемуазель, какие красивые зверюшки в этих шкатулках. Не правда ли, они очень искусно сделаны и кажутся совсем живыми и такими безобидными? Но внешность обманчива! — Он продолжал говорить бесстрастным голосом. — Если повернуть ящерицу, мы все взлетим на воздух, мадемуазель. Под нашими ногами достаточно пороха, чтобы взорвать четверть Парижа! А если повернуть скорпиона, весь этот порох зальет водой! Мадемуазель, по случаю нашей свадьбы вы сможете сделать прекрасный подарок нескольким сотням парижан, которые сейчас как раз аплодируют глупому шедевру Мейербера. Вы подарите им жизнь, когда своими руками, своими прекрасными ручками (теперь голос его стал нарочито усталым и безразличным) вы повернете скорпиона, и мы справим веселую свадьбу.

После короткой паузы он продолжал:

— Если через две минуты вы не повернете скорпиона, — а у меня есть часы, очень точные часы! — я сам поверну ящерицу, а ящерица прыгает высоко…

Наступило молчание, еще более зловещее, чем прежде. Я знал, что если Эрик перешел на такой мирный, спокойный и чуточку усталый тон, значит, он готов на все: на самое ужасное преступление или на самое отчаянное самопожертвование, и теперь любое неосторожное слово с моей стороны может вызвать ураган. Виконт де Шаньи, кажется, тоже понял, что остается только молиться, и, опустившись на колени, молился… У меня кровь билась в висках так сильно, что мне пришлось прижать сердце рукой из боязни, что оно вот-вот выскочит из груди. Мы с ужасающей ясностью почувствовали, что происходит в эти критические мгновения в измученном мозгу Кристины; мы прекрасно понимали, как она боится повернуть скорпиона. А если это скорпион должен взорвать все?.. Если Эрик решил похоронить нас вместе с собой?

Наконец раздался голос Эрика, на сей раз мягкий, исполненный ангельской кротости:

— Две минуты истекли! Прощайте, мадемуазель! Скачи, ящерка!

— Эрик! — истошно закричала Кристина, и мы услышали, как она побежала к злодею. — Поклянись, негодяй, поклянись своей адской любовью, что надо повернуть скорпиона!

— Да, чтобы взлететь на нашу свадьбу.

— Ага! Значит, будет взрыв!

— Будет наша свадьба, наивное дитя! Скорпион открывает бал. Но довольно! Ты не хочешь взять скорпиона? Тогда я беру ящерицу.

— Эрик!

— Довольно!

Я присоединил свои крики к мольбам Кристины. Виконт де Шаньи, на коленях, продолжал молиться.

— Эрик! Я повернула скорпиона!

Ах, какое страшное мгновение мы пережили! Какое жутко-сладостное ожидание того, что сейчас мы превратимся в пыль, в прах, в ничто посреди грохота и развалин…

Мы всем нутром ощущали, как что-то начинает трещать под нашими ногами, что-то, что могло быть началом ужаса, и в самом деле через открытый люк — черную пасть в черной ночи — доносилось угрожающее шипение, первые звуки взрыва…

Сначала совсем тихо, потом громче, еще громче…