Призрак Оперы - Страница 46

Что еще сказать вам, мой друг? Теперь вы знаете все. В продолжение двух недель я лгала; моя ложь была так же ужасна, как то чудовище, которое меня на нее вдохновляло, и такой вот ценой мне удалось получить свободу. Я сожгла его маску. Теперь, даже когда он не пел, он без страха встречал мой взгляд и смотрел на меня, как побитая собака смотрит на хозяина. Он был моим верным рабом и окружил меня самой нежной заботой. Вскоре я стала внушать ему такое доверие, что он брал меня на прогулку на берег озера, и мы катались в лодке по его свинцовым водам; в последние дни моего заточения мы даже выходили за решетку, которая отгораживает подземелья от улицы Скриба. Там ждал экипаж, который увозил нас в пустынный ночной Булонский лес.

Та ночь, когда мы с вами встретились, едва не стала для меня роковой, потому что он очень ревнует меня к вам, и я так и не сумела усыпить его ревность, хотя без конца повторяла о вашем скором отъезде. Наконец через две недели, в течение которых я поочередно сгорала от жалости, восторга, отчаяния и ужаса, когда я сказала: «Я вернусь!» — он мне поверил.

— И вы вернулись, Кристина, — тихо произнес Рауль.

— Это правда, мой друг, и я должна сказать, что его страшные угрозы в день моего освобождения заставили меня сдержать слово, а его душераздирающие рыдания, которые, уходя, я слышала с порога склепа, да, эти рыдания, — повторила Кристина, горестно качая головой, — привязали меня к несчастному сильнее, чем я сама предполагала в момент прощания. Бедный Эрик! Бедный Эрик!

— Кристина, — начал Рауль, поднимаясь на ноги, — вы говорите, что любите меня, но не прошло и нескольких часов после того, как вы вышли на свободу, как вы уже снова вернулись к нему. Вспомните бал-маскарад.

— Так было условлено. Вы тоже вспомните, что эти несколько часов я провела с вами, Рауль… несмотря на большую опасность для нас обоих.

— Все эти несколько часов я сомневался в том, что вы любите меня.

— И вы до сих пор в этом сомневаетесь? Так знайте же, что каждая моя встреча с Эриком усиливала мой ужас и мое отчаяние, потому что эти встречи не успокаивали его, на что я надеялась, а напротив — он все больше сходил с ума от любви, и я боюсь… Да, я очень боюсь!

— Вы его боитесь, но любите ли вы меня? А если бы Эрик был красив, любили ли бы вы меня, Кристина?

— Несчастный! Зачем испытывать судьбу? Зачем спрашивать меня о том, что я прячу на самом дне своей души, как прячут грех?

Кристина тоже встала, обняла юношу своими прекрасными дрожащими руками и произнесла:

— Послушайте, жених вы мой однодневный! Если бы я вас не любила, я бы не позволила вам поцеловать себя. В первый и последний раз. Получайте!

Она приблизила к нему лицо, он поцеловал ее в губы, и окружавшая их ночь испустила такой стон, что они бежали, будто от надвигающейся бури, когда их глазам, в которых застыл страх перед Эриком, предстала огромная ночная птица, которая сверху смотрела на них двумя горящими глазами, будто повисшими на струнах лиры Аполлона.

XIV. «Любитель люков» наносит удар

Рауль и Кристина бежали, не останавливаясь. Они промчались по крыше, откуда вслед им смотрели горящие глаза, и остановились только на восьмом этаже. В тот вечер спектакля не было, и коридоры Оперы были пусты.

Неожиданно перед молодыми людьми выросла странная фигура, преградившая им путь.

— Сюда нельзя! — И показала рукой на другой коридор, по которому они должны были выйти к кулисам.

Рауль хотел остановиться, потребовать объяснений.

— Проходите быстрее! — приказал странный человек в одежде, напоминавшей плащ, и в восточной шапочке с кисточкой, похожей на турецкую феску.

Кристина быстро увлекла Рауля дальше.

— Кто это такой? — спросил юноша.

— Это Перс, — ответила Кристина.

— Что он здесь делает?

— Кто его знает! Он постоянно торчит в Опере.

— Из-за вас я веду себя, как трус, — недовольно заметил еще не успокоившийся Рауль. — Вы заставляете меня убегать от опасности, а такое случается впервые в моей жизни.

— Фи, — фыркнула Кристина, которая между тем начала успокаиваться. — А я думаю, что мы испугались собственной тени.

— Если это был Эрик, надо было бы пригвоздить его к лире Аполлона, как это делают с летучими мышами бретонские крестьяне, прибивая их к стенам, и с ним было б покончено.

— Храбрый мой Рауль, сначала вам пришлось бы подняться на лиру, а это совсем нелегко.

— И эти горящие глаза были там…

— Теперь и вы, так же как я, готовы видеть Эрика повсюду. Но потом, успокоившись, вы скажете себе: «Я принял за горящие глаза две золотые звездочки, которые светили через струны лиры».

И Кристина спустилась еще на один этаж. Рауль шел следом.

— Если вы окончательно решились бежать, Кристина, я еще раз предупреждаю вас, что лучше всего бежать немедленно. Зачем ждать до завтра? Может быть, он слышал наш сегодняшний разговор?

— Да нет же, нет! Повторяю вам: он работает над своим «Дон Жуаном», и ему не до нас.

— Однако вы не совсем уверены в этом и постоянно оглядываетесь.

— Пойдемте в мою артистическую, — досадливо сказала девушка, — и покончим с этим разговором.

— Давайте лучше выйдем из театра.

— Ни за что до самого побега! Я дала ему слово встречаться с вами только здесь.

— Мне еще повезло, что он вам это разрешил. — В голосе Рауля зазвучали язвительные нотки. — Знаете, вы проявили большое мужество, разыграв эту комедию нашего обручения.

— Но ведь он об этом знает. Он сам сказал мне: «Я верю вам, Кристина. Господин де Шаньи влюблен в вас и должен уехать. Пусть он тоже узнает до своего отъезда, что значит быть несчастным…»