Призрак Оперы - Страница 32

И он заплакал. Она молчала, безропотно выслушивая упреки и думая только о том, как удержать его.

— Когда-нибудь вы будете просить у меня прощения, Рауль, за свои злые слова, и я прощу вас!

Он покачал головой:

— Нет! Нет! Вы сводите меня с ума… Когда я думаю о том, что единственная цель моей жизни — дать свое имя девушке из Оперы…

— Рауль!.. Несчастный!

— Мне кажется, я сейчас сгорю со стыда и умру.

— Живите, друг мой, — строгим, прерывающимся голосом сказала Кристина. — И прощайте!

— Прощайте, Кристина.

— Прощайте, Рауль.

Юноша, пошатываясь, пошел к двери.

— Вы позволите мне иногда приходить поаплодировать вам? — саркастически спросил он у порога.

— Я больше не буду петь, Рауль…

— Ну, разумеется. — Ирония его возрастала. — У вас теперь есть другое занятие, с чем вас и поздравляю… Но, может быть, мы еще увидимся когда-нибудь в Булонском лесу.

— Ни в Булонском лесу, ни в каком другом месте вы больше меня не увидите, Рауль.

— По крайней мере, вы можете мне сказать, куда вы отправляетесь? В какой ад… или в какой рай?

— Я хотела сказать вам, мой друг, но теперь не могу… Вы мне не поверите, потому что потеряли веру в меня. Все кончено, Рауль.

Эти слова «все кончено» были сказаны с таким отчаянием, что юный виконт вздрогнул, почувствовав угрызения совести за свою невольную жестокость.

— Я вас умоляю! — воскликнул он. — Объяснитесь же наконец! Вы свободны, вы прогуливаетесь по городу, надеваете маскарадный костюм и идете на бал. Почему же вы не возвращаетесь к себе домой? Чем вы занимались две недели? Что это за история с ангелом музыки, которую вы рассказали госпоже Валериус? Кто-то обманул вас, воспользовался вашей доверчивостью… Я сам видел в Перросе… Но теперь вы в своем уме, Кристина. Вы отдаете себе отчет в своих поступках… А госпожа Валериус продолжает ждать вас и вспоминает вашего «доброго гения»… Объясните, Кристина, умоляю вас! Что это за комедия?

Кристина сняла с себя маску и сказала:

— Это трагедия, друг мой…

Рауль не мог удержаться от удивленного и испуганного восклицания. Он увидел смертельную бледность на этом лице, которое знал таким прелестным и нежным и которое теперь было искажено до неузнаваемости. Горькая складка нарушила его чистую гармонию, а прекрасные глаза, когда-то чистые и прозрачные, как озера, служившие глазами маленькой Лотте, теперь пугали таинственной, темной, бездонной глубиной и были окружены мрачной тенью.

— Любовь моя! Моя любовь! — простонал виконт, протягивая к ней руки. — Вы обещали простить меня…

— Может быть… Когда-нибудь, может быть. — Она снова надела маску и удалилась, коротким жестом остановив собравшегося последовать за ней Рауля.

Он нерешительно шагнул вперед, но она обернулась и тем же царственно-повелительным движением руки пригвоздила его к месту.

Некоторое время он смотрел ей вслед. Потом спустился вниз и присоединился к веселящейся толпе, но ничего вокруг не видел. Сердце его разрывалось от отчаяния, в висках стучала кровь; пробираясь через зал, юноша то и дело спрашивал, не видел ли кто человека в костюме Красной смерти. В ответ недоуменно пожимали плечами. Тогда он объяснил, что это — неизвестный с головой мертвеца и в широком красном плаще, и получил ответ, что Красная смерть только что прошла здесь, волоча за собой королевскую пурпурную мантию. Но он так и не встретил ее и к двум часам утра в полном изнеможении оказался за сценой в коридоре, ведущем к артистической уборной Кристины Даэ.

Ноги сами привели его к тому месту, где начались его страдания.

Он постучал в дверь. Ответа не было… Он вошел так же, как и в прошлый раз, когда разыскивал «голос». Артистическая была пуста. Ее тускло освещал газовый фонарь. На маленьком бюро лежала стопка бумаг. Рауль решил написать Кристине записку, но в эту минуту в коридоре послышались шаги… Он едва успел спрятаться в будуаре, который отделяла от комнаты только легкая занавеска. Открылась дверь. Вошла Кристина.

Он затаил дыхание. Он хотел видеть. Он хотел знать! Что-то подсказывало ему, что сейчас должно произойти событие, которое, возможно, рассеет туман таинственной неизвестности…

Кристина вошла, усталым жестом сняла маску, бросила ее на стол, тяжело вздохнула и села, обхватив руками свою прелестную головку. О чем она думала? О Рауле? Нет! Потому что он тут же услышал, как она прошептала:

— Бедный Эрик!

Сначала ему показалось, что он плохо расслышал. Ведь ему казалось, что если кто-то заслуживает жалости, так это только он, Рауль. И было бы вполне естественным после всего, что произошло между ними, услышать из ее уст вздох: «Бедный Рауль!» Но она, покачивая головой, еще раз повторила:

— Бедный Эрик!

Зачем этот Эрик вторгся в мысли Кристины и почему маленькая северная фея сокрушалась об Эрике, когда так страдал несчастный Рауль?

Кристина, склонившись над столом, принялась писать — спокойно и деловито, и при этом вся ее фигура излучала такую безмятежность, что Рауль, который все еще дрожал от возмущения, был удивлен и раздосадован еще больше. «Какое хладнокровие», — с горечью подумал он… Между тем она писала, откладывая в сторону исписанные листки. Неожиданно она подняла голову и быстро спрятала написанное в корсаж… Казалось, она к чему-то прислушивается. Рауль тоже прислушался. Откуда доносится этот странный шум, этот далекий звук? Что-то вроде глухого пения, которое просачивается сквозь стену. Впечатление было такое, будто стены поют… Пение становилось все громче, слова — отчетливее… Вот уже хорошо слышен голос: красивый, нежный и в то же время мужественный, берущий за душу. Голос приближался, прошел сквозь стену, и вот он уже в комнате возле Кристины. Кристина встала и заговорила с ним, как будто перед ней был человек.